7

 

В городе долго об этом не знали,

Но георгины не отцветали...

Сотня вставала за одного,

Не расстрелять им народа всего.

 

Вместо Максима в немецкой неволе

Соболев Митя возглавил подполье.

 

Шла уже битва за Сталинград.

Фрицы в мешке — ни вперёд, ни назад.

 Их полегло возле Волги немало,

Красная Армия наступала.

 

От сталинградской горящей земли

Весть эту нам «голубки» принесли.

 

Тем, кто в немецкой неволе устали,

Радостным солнышком вести сияли,

А для врагов — это молния, гром,

Как ураган, пошатнувший их дом.

 

В очередях, на окраинах, в хатах  —

Всюду искали шпики виноватых,

Тех, кто печатал, пускал «голубков»,

Кто не боялся заклятых врагов.

 

А на Шевченковском голом бульваре,

И на Сенном опустевшем базаре,

И по Крещатику, делая крюк,

Бегал, запыхавшись, рыжий Гнилюк.

 

Всюду шнырял он. Тогда б догадаться,

Знать, что гестаповцам мог он продаться...

Был он подпольщиком, стал он врагом.

Знает Гнилюк на окраине дом.

 

Рыжий страшила по следу идёт.

Бойтесь предателя. Он у ворот.

 

 

                      *  *  *

Длиною с год глухая эта ночь,

Осенний ветер по деревьям лазит.

Они не спят, и нечем им помочь.

В печали мать. В задумчивости Казик.

 

Его тетради жмутся в уголок,

Одна в линейку, а другая в клетку.

Сегодня Казик спать пораньше лёг,

А это с ним случается так редко.

 

Взволнован Казик. Не уснуть ему.

От дяди Мити услыхал парнишка:

Враги теперь лютуют потому,

Что гонят их. Им скоро будет крышка.

 

Горюет мать. Максим навек затих,

Убили немцы Жору, Женю, Раю...

И только память светлая о них

Останется. Она не умирает.

 

Мечтает Казик: наступает срок,

Фашисты собираются в дорогу.

Скорей пойти бы в школу на урок,

Хоть учится и сам он понемногу.

 

Так дядя Митя Казику велел:

Читать, писать, ещё решать задачи.

У дяди Мити много всяких дел,

На новом месте встречу он назначил.

 

Охотиться за ним шпики взялись,

Чуть рассветёт, они уж на прогулке.

Теперь у Печенева жил чекист

В глухом Комисиатском переулке.

 

У них сегодня побывал связной,

Он рано встал и на ногах с рассвета.

Но не решил задачи ни одной,

Не сходятся никак они с ответом.

 

Он третий класс окончил до войны.

Каб не война, то перешёл бы в пятый...

Бледнеет мать. В саду шаги слышны,

Стучат. А для соседей поздновато.

……………………………………………….

……………………………………………….

 

Вломились в дом их человек двенадцать,

Гестаповцы, жандарм и с ними сам

Гнилюк, что смел гестаповцам  продаться,

Что предаёт подпольщика врагам.

 

Волк, скинувший свою овечью шкуру,

Не опускает бегающих глаз.

—  Где Соболев?  —  шипит каратель  хмурый.

Мать отвечает:  —  Нет его у нас...  —

 

Жандарм толкает женщину прикладом,

Но за своих всё вытерпит она.  —

Я никого не знаю, что вам надо?  —

Гнилюк им шепчет:  —  Брешет, знать  должна.

 

Как лебезит предатель: «Рад  стараться...»

Он перед ними стелется как лист.

—  Не в переулке ли Комисиатском

Сегодня ночью прячется чекист!..

 

Быть может, он сейчас у партизана

У Печенева  —  друга своего,

Он шёл оттуда как-то утром рано.

Я и связного опознал его.

 

Вот он связной,  —  Мать заслоняет сына,

А мальчик встал, притихнув, у стола.

Жандарм кидает Казика в машину,

В ту, что сюда фашистов привезла.

 

Как птица с перебитыми крылами,

Горюет мать в своём пустом гнезде.

Фашисты здесь хозяйничают сами:

Обыскивают, роются везде.

 

 

                 *   *  *

Все на Демиевке спали

Ночью ноябрьской, сердитой.

Лишь по оврагу петляли

Немцы в машине закрытой.

 

Шла по Казачьей машина,

Кралась, как чёрная кошка...

В Комисиатском пустынном

Словно споткнулась немножко.

 

Встала.  —  А ну, вылезайте...

—  Пальто из кожи на немцах,

В шубе овчинной предатель,

Тепло он успел одеться.

 

Казик выходит следом,

Идёт по двору, как на пытку.

Куртка на нём из вельвета.

Старый пиджак внакидку.

 

Идёт с головой непокрытой  —

Так взяли его из дома.

Толкают его бандиты,

Дорогой ведут знакомой.

 

Шепчет Гнилюк:  — Короче,

Казик, ты умный парень,

Жить ты, конечно, хочешь,

Кашу с тобой мы сварим!

 

Мы их сейчас накроем,

Сделаем дело чисто.

Ты ведь знаком с паролем?

Вызови к нам чекиста...

 

За это получишь марки,

Мать купит пальто, подарки...

Не вызовешь, с ними вместе

Тебя порешим на месте!..

 

Как сердце в груди забилось...

Жить... Вдруг это всё приснилось?

Жить, жить... И мечтать не надо...

—  Ну что ж, убивайте, гады!

 

Друзей предавать не буду,

Не надо мне ваших денег...

—  Подумай ещё минуту,

Мы ждём,  —  говорит изменник.

 

—  Ну ладно,  —  решился Казик,

—  Уж мне ли не знать пароля,

По двери стукните разик,

Разочек один, не боле.

 

Но надо стучать умело,

А то ведь спугнуть их можно...

Я сделаю это дело

Тихонечко, осторожно.

 

Ему гестаповцы верят,

Стоят у забора сами,

А мальчик уже у двери,

Стучит кулаком, ногами...

 

Кричит он: — Не открывайте!

Фашисты кругом, облава!..

Стреляют спереди, сзади,

Стреляют слева и справа…

 

Псы у соседей лают,

Пули летят со свистом.

Печенев прикрывает

Соболева  —  чекиста.

 

Ушли друзья от облавы,

Врагу не попали в лапы,

А Казика на расправу

В машине везут. В гестапо.

………………………………..

………………………………..

 

Казику больно и тяжко,

Он в камере одиночной.

От белой его рубашки

Остались одни лишь клочья.

 

Галстук его пионерский,

Долго у сердца хранимый,

Сорван фашистами зверски.

Красной лежит георгиной.

 

Казик, мой мальчик упрямый.

Как тебя мучили, били.

Если бы знала ты, мама,

Что с твоим сыном творили.

 

Целились из револьвера,

В злобе топтали ногами...

Юного пионера

Смертью не запугали.

 

—  Где партизаны?  —  Рядом!

—  Шкуру сдерём с живого!.. 

—  Казик не ждал пощады.

Он не сказал ни слова!

 

 

                     *  *  *

Холодной ночью в сорок третьем

Не стало Казика в живых...

 

Уже весну встречали дети,

Сосульки радовали их.

Грачиный грай, весенний вестник

Кричал в предчувствии тепла.

В подполье память, словно песня,

Про подвиг мальчика жила.

 

И Соболев друзей покинул,

Погиб с фашистами в бою.

России сын  —  за Украину

Сложил он голову свою.

 

И Печенева больше нету,

И он лежит во рву сыром...

Мы ждали близкого рассвета,

Восхода солнца за Днепром.

 

Живым подполье было наше,

И георгины всё цвели,

Карать врагов на смену павшим

Герои новые пришли.

 

 

                          *  *  *

Вагон с решётками стальными.

Он вёз в неметчину рабов.

Мать Казика была меж ними,

В толпе голодных земляков.

 

И говорил притихшим людям

Какой-то парень:  —  Лучше смерть,

Но их рабами мы не будем,

Довольно! Хватит нам терпеть!

 

Я прихватил с собою ножик,

А у вагона пол гнилой.

Решайтесь. Убежим, быть может.

Не бойтесь. Прыгайте за мной.

 

Спасибо парню  —  славный малый.

Помянут все его добром.

Ведь тот, кто выпрыгнул на шпалы,

Не стал в Германии рабом.